Всероссийский музей А. С. Пушкина | Последний год жизни Пушкина
Главная » Программы

Последний год жизни Пушкина


Уникальные экспонаты из фондов Всероссийского музея А. С. Пушкина, свидетельства современников и собственные признания поэта, отраженные в его переписке и сочинениях, позволяют проследить за самыми значимыми событиями пушкинского календаря, охватывающего двенадцать последних месяцев земного пути поэта.

Внимание к значимым фактам биографии и творчества Пушкина, отраженным в пушкинском календаре, позволяет осознать масштаб личности великого писателя, заглянуть в его художественную лабораторию, рассмотреть контуры незавершенных замыслов, прерванных внезапной кончиной.

Страницы хроники проиллюстрированы произведениями живописи, графики, декоративно-прикладного искусства конца XVIII — начала XX века из коллекции Всероссийского музея А. С. Пушкина. Некоторые из этих предметов представлены в постоянно действующих экспозициях, в первую очередь — в Мемориальном музее-квартире А. С. Пушкина в доме на Мойке, 12, и в Основной литературно-монографической экспозиции «А. С. Пушкин. Жизнь и творчество». Изобразительные и историко-бытовые материалы, включенные в календарь, создают эффект присутствия, позволяя рассмотреть лица друзей и врагов поэта, почувствовать своеобразие среды, в которой он жил и творил.

Даты хроники даны как по современному, григорианскому, календарю, так и по старому — юлианскому, по которому Россия жила до 25 января 1918 года. При сравнении календарей учитывается тот факт, что разница между ними с каждым новым веком увеличивалась на сутки. Так, в 1582 году, на момент введения григорианского календаря в ряде католических стран Европы (и до 11 марта 1700 года по новому стилю), эта разница составляла 10 дней, в XVIII веке (до 12 марта 1800 года) — 11, в веке XIX — 12 и т. д. Вот почему день рождения Пушкина мы отмечаем 6 июня (26 мая 1799 г. + 11 дней), но события, которые происходили с поэтом в следующем, XIX веке, рассчитываются с разницей уже в 12 дней (к примеру, 26 мая 1836 г. + 12 дней = 7 июня). Примечательно, что по прошествии 180 лет дни недели того и другого календаря совпали. «Бывают странные сближения», — мог бы сказать в подобном случае Пушкин.

При составлении пушкинского календаря были использованы материалы летописи жизни поэта, опубликованные в разное время под редакциями М. А. Цявловского и Н. А. Тарховой; труды классиков пушкиноведения и современных пушкинистов: Н. В. Измайлова, Б. В. Казанского, Б. Л. Модзалевского, Я. Л. Левкович, Н. Н. Петруниной, И. С. Сидорова, Р. Г. Скрынникова, В. П. Старка, С. А. Фомичева, П. Е. Щеголева, М. А. Яшина и др. В календаре нашли отражение результаты детального исследования последнего года жизни поэта, осуществленного пушкинистами — сотрудниками Всероссийского музея А. С. Пушкина: С. Л. Абрамович (статьи и монография «Пушкин в 1836 году. Предыстория последней дуэли» (издания 1985, 1989 гг.)) и Г. М. Седовой (статьи и монографии «”Я жить хочу…” А. С. Пушкин. Последние месяцы жизни» (СПб., 2008); «Ему было за что умирать у Черной речки» (СПб, 2013).

 

5 февраля (24 января по ст. ст., воскресенье)

 

Днем в гостях у Пушкина фольклорист и этнограф И. П. Сахаров и поэт Л. А. Якубович.

Сахаров вспоминал: «Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положив свою голову на колени мужу. <…> Это было в воскресенье; а через три дня уже Пушкин стрелялся. Здесь Пушкин горячо спорил с Якубовичем, и спорил дельно. Здесь я слышал его предсмертные замыслы о Слове Игорева полка — и только при разборе библиотеки Пушкина видел на лоскутках начатые заметки. Тогда же Пушкин показывал мне и дополнения к Пугачеву, собранные им после издания».

Гости оставались у Пушкина до третьего часа дня. Лукьян Якубович рассказывал, что в тот день «Пушкин был очень сердит и беспрестанно бранил Полевого за его Историю, ходил скоро взад и вперед по кабинету, хватал с полки какой-нибудь том… и читал…».

Историк литературы С. П. Шевырев, с которым поэт также беседовал о своей работе над «Словом о полку Игореве», вспоминал, что Пушкин помнил «Слово» наизусть от начала до конца, готовил к нему комментарий; «оно было любимым предметом его последних разговоров».

Вечером Пушкин с женой у князей Мещерских. В письме брату от 27 января С. А. Карамзина рассказывала: «В воскресенье у Катрин [княгини Е. Н. Мещерской — сестры рассказчицы] было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны (которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя, — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин [супруга д’Антеса] направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина [свояченица Пушкина — А. Н. Гончарова] по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем всё это очень странно, и дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных)». Как заметила А. А. Ахматова, именно в эти дни в свет была пущена сплетня о якобы близких отношениях между Пушкиным и Александрой Гончаровой. О надуманности этого сюжета см.: Седова Г. М. «Ему было за что умирать у Черной речки» (СПб., 2013).

В тот же вечер А. О. Россет застал Пушкина у Мещерских за игрой в шахматы с хозяином дома. «Ну что, вы были в гостиной; он уж там, возле моей жены?» — сказал поэт Россету, не желая называть д’Антеса по имени.

И. И. Лажечников, приехавший в Петербург по служебным делам, дважды, 24-го и 25-го января, заходил к Пушкину, «чтобы поклониться ему, но оба раза не застал его дома».

В этот день под заклад А. П. Шишкину отдано столовое серебро А. Н. Гончаровой, за которое получено 2200 рублей ассигнациями. Считается, что часть этой суммы ушла на оплату пистолетов, приобретенных в оружейном магазине А. Куракина накануне поединка.

В Мемориальном музее-даче А. С. Пушкина представлен портрет Е. Н. Мещерской — копия Е. Б. Барсуковой с утраченной работы К. В. (К. И.) Барду.

В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится живописный портрет И. И. Лажечникова работы А. В. Тыранова. Слева внизу: «АТ [монограмма]. 1834 г.». Портрет находился в собрании А. Е. Носа — действительного члена Общества любителей российской словесности, одного из устроителей Московской юбилейной Пушкинской выставки 1899 года.

Екатерина Николаевна Мещерская (1806–1867)
Е. Б. Барсукова с оригинала К. В. (К. И.) Барду 1830-х гг.
1916, Россия
Холст, масло


Иван Иванович Лажечников (1792–1869)
А. В. Тыранов
1834, Россия
Холст, масло


 

4 февраля (23 января по ст. ст., суббота)

 

В первой половине дня Пушкин с Плетнёвым зашли к А. И. Тургеневу, который завершил работу над статьей для «Современника» о своих встречах с Гёте в Веймаре.

Из дневника А. И. Тургенева от 23 января: «Кончил переписку “Веймарского дня”, прибавил письмо 15 англичан к Гете и ответ его в стихах и после обеда отдал и прочел бумагу Вяземскому, а до обеда зашли ко мне Пушкин и Плетнев и читали ее и хвалили».

«Отрывок из записной книжки путешественника» о посещении Тургеневым Веймара напечатан после смерти Пушкина в пятом томе «Современника». Рассказывая о том, как Пушкин хвалил эту статью, Тургенев писал брату 31 января 1837 года: «Никто не льстил так моему самолюбию; для себя, а не для других постараюсь вспомнить слова, кои он мне говаривал, и все, что он сказал мне о некоторых письмах моих, кои уже были переписаны для печати в 5-й книжке Журнала его».

Вечером на бале у графа И. И. Воронцова-Дашкова окружающие обратили внимание на неотступные ухаживания д’Антеса за женой поэта. Неделю спустя, 30 января, С. Н. Карамзина вспомнила об этом вечере, рассказывая брату о событиях, которые привели к дуэли и смерти поэта: «…раздражение Пушкина дошло до предела, когда он увидел, что его жена беседовала, смеялась и вальсировала с д’Антесом». Об этом же писала А. П. Дурново 30 января матери, княгине С. Г. Волконской, сообщая ей о гибели Пушкина. Дурново отметила, что «бешенство вновь охватило» поэта, «когда на балу он увидел Экерна, ужинающего рядом со своей свояченицей». То же читаем в записке о дуэли и смерти Пушкина, сохранившейся в архиве княгини А. М. Горчаковой, урожденной княжны Урусовой: «23-го [января] был бал у Воронцовых. Г[еккерн-Дантес] следовал на нем за своей свояченицей, выступая в качестве ее визави в нескольких контредансах; наконец, он пошел с ней ужинать, и прошел перед П[ушкиным], отпуская шутки по адресу г-жи де-Геккерн, которую он называл “[своей] законной”».

Много лет спустя похожую картину описывал барон Густав Фризенгоф, супруг средней из сестер Гончаровых — Александрины: «В свое время мне рассказывали, что поводом [к отправлению Пушкиным оскорбительного письма Геккерну] послужило слово, которое Дантес бросил на одном большом вечере, где все они — [Пушкины и Геккерны] присутствовали. Там был буфет, и Дантес, взяв тарелку с фруктами, будто бы сказал, напирая на последнее слово: — Это для моей законной. Слово это, переданное Пушкину с разъяснениями, и явилось той каплей, которая переполнила чашу».

В письме генерал-майора А. И. Пашкова к князю В. М. Шаховскому от 30 января 1837 года, введенном в научный оборот Г. М. Седовой, не только назван роковой бал, на котором д’Антес вальсировал с Н. Н. Пушкиной, но впервые обозначено угощение, поднесенное ей за ужином после танцев: отбивная («une cotelette»). В глазах светских сплетников подобное подношение могло означать особую короткость отношений между кавалергардом и его свояченицей. Неслучайно другой современник, литератор Н. И. Любимов, так охарактеризовал поведение д’Антеса в письме к М. П. Погодину: «…на бале, который недавно был у гр. Воронцова-Дашкова, он, т. е. тот же сукин сын, явившись уже с супругою, не устыдился опять возобновить при всех и как бы в явное поругание над Пушкиным свои ухаживания за его женой».

В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится альбом «Виды Санкт-Петербурга», на одной из литографий — вид набережной Невы с Эрмитажным театром и дворцом И. И. Воронцова (крайнее здание слева). В левом нижнем углу надпись: «Kollman [Кольман]». Под изображением: «Le Théatre impérial de l’Hemitage, près de la galerie des Tableaux, etc. [Императорский театр Эрмитажа возле картинной галереи]».

В собрание музея альбом поступил из коллекции В. А. Крылова (1898–1986) в 1979 году.

Эрмитажный театр
К. И. Кольман
1823, Санкт-Петербург. Издательство А. И. Плюшара
Бумага, литография


 

3 февраля (22 января по ст. ст., пятница)

 

Около трех часов дня Пушкин зашел к писательнице А. О. Ишимовой, чтобы обсудить возможность ее сотрудничества в «Современнике».

По рекомендации П. А. Плетнёва Ишимова бралась перевести на русский язык английские пьесы для «Современника». Писательница ждала поэта к четырем часам, но он явился раньше и не застал ее дома, о чем написал в понедельник 25 января: «Я надеялся поговорить с Вами о деле. П[етр] А[лександрович] [Плетнев] обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании Современника. <…> Мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornwall [Барри Корнуолла]». На другой день, 26-го, Ишимова ответила, что согласна на все условия Пушкина и, ничего не подозревая о предстоящем поединке, приглашала его зайти к ней 27 января: «если для Вас все равно, в которую сторону направить прогулку».

Перед поединком Пушкин не успевал зайти к Ишимовой, но в первой половине дня отправил к ней посыльного с пакетом, в который вложил книгу (собрание пьес английских писателей, где в оглавлении крестиком помечены названия сочинений Корнуолла, предназначенных для перевода) и записку о невозможности встречи в этот день. Послание заканчивалось словами похвалы писательскому мастерству Ишимовой: «Сегодня я нечаянно открыл Вашу Историю в рассказах [«Историю России в рассказах для детей». СПб., 1836] и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!».

В тот же день 22 января поэт навестил тригорскую приятельницу Е. Н. Вревскую, недавно приехавшую в Петербург, с которой они договорились пойти 25 января в Эрмитаж.

В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится литографированный портрет А. О. Ишимовой. Справа, внизу, на рукаве, литографированный автограф: «Тpуновъ». Под изображением типографским шрифтом надпись: «А. О. Ишимова. / Съ фотогpафiи Ясвойна, pис. на камнъ Д. Тpуновъ».

Александра Осиповна Ишимова (1804–1881)
Д. В. Трунов с фотографии Ясвойна
1878, Санкт-Петербург. Издательство «Древняя и Новая Россия». Типография В. И. Грацианского
Бумага, литография


 

2 февраля (21 января по ст. ст., четверг)

 

Утром к Пушкину приходил А. И. Тургенев. Они долго беседовали.

В дневнике Тургенева имеется запись: «Зашел к Пушкину: о Шатобриане, и о Гете, и о моем письме из Симбирска — о пароходе, коего дым проест глаза нашей татарщине». В те дни Пушкин начал работу над статьей «О Мильтоне и Шатобриановом переводе “Потерянного рая”». Один из главных вопросов, поставленных в статье, — об ответственности писателя перед собственной совестью: «Тот, кто, поторговавшись немного с самим собою, мог спокойно пользоваться щедротами нового правительства, властью, почестями, богатством, предпочел им честную бедность. Уклонившись от палаты перов, <…> Шатобриан приходит в книжную лавку с продажной рукописью, но с неподкупной совестию».

В этот же день Пушкин обедает у сенатора Ф. П. Лубяновского, который жил в одном доме с поэтом, этажом выше. У Лубяновского собрались любители истории: А. И. Тургенев, П. П. Свиньин, А. Д. Сток, А. А. Фролов-Багреев. Предметом разговора было царствование Екатерины Великой.

Вечером Пушкины присутствуют на празднике в доме австрийского посланника. На бал прибыло более четырехсот гостей. Фрейлина Мария Мердер писала на другой день в дневнике: «В мрачном молчании я восхищенно любовалась г-жой Пушкиной. Какое восхитительное создание! Дантес провел часть вечера неподалеку от меня. Он оживленно беседовал с пожилою дамою, которая <…> ставила ему в упрек экзальтированность его поведения. Действительно — жениться на одной, чтобы иметь некоторое право любить другую, в качестве сестры своей жены, — Боже! Для этого нужен порядочный запас смелости». Пожилая дама говорила тихо, и ее упреков Мердер не расслышала, но разобрала, что Дантес возразил ей: «Я понимаю, что вы хотите дать мне понять, но я совсем не уверен, что сделал глупость!». Дама сказала достаточно громко: «Докажите свету, что вы сумеете быть хорошим мужем <…> и что ходящие слухи не основательны». Дантес ответил с вызовом: «Спасибо, но пусть меня судит свет».

В этот же день А. И. Тургенев, будучи у виконта д’Аршиака, говорил с ним о ноябрьских преддуэльных событиях. Недавний секундант д’Антеса прочитал ему письмо поэта от 17 ноября 1836 года, в котором тот отказывался от поединка.

В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится литографированный портрет Ф. Шатобриана. Под изображением слева подпись: «F. Philippoteaux pinx.t [печатано по Ф. Филиппото]», посередине: «Imp: Jules Rigo et C.ie [В мастерской Жюля Риго]», справа: «Ch: Bour lith: [литографировал Ш. Бур]». Ниже посередине: «CHATEAUBRIAND. [Шатобриан]» Портрет поступил в собрание музея в 1965 году от Я. Г. Зака (1905–1971). В фондах Всероссийского музея А. С. Пушкина хранится барельеф с профилем императрицы Екатерины II работы Ж.-Б. Нини. На срезе плеча авторская подпись: «NINI». Работа поступила в музей из собрания А. Ф. Отто-Онегина (1845–1925).

Франсуа Рене Шатобриан (1768–1848)
Ш. Бур по оригиналу А.-Ф. Э. Филиппото
Середина — вторая половина XIX в. Париж. В мастерской Ж. Риго
Бумага, литография с тоном, раскрашенная акварелью


Екатерина II (1729–1796)
Ж.-Б. Нини
Конец 1760-х гг., Италия
Слоновая кость, дерево