Невосполнимая утрата
9 июля ушла из жизни сотрудник нашего музея, хранитель фонда скульптуры и нумизматики Гали Вадимовна Флёрова. Коллеги и друзья выражают искренние соболезнования семье и близким.
Гали Вадимовна родилась 24 сентября 1939 года. Окончила Ленинградский университет, работала в объединении «Росмонументискусство», где познакомилась и подружилась с М. К. Аникушиным. В 1998 году пришла во Всероссийский музей А. С. Пушкина.
Сегодня коллеги с нежностью и благодарностью вспоминают Гали Вадимовну.
«Ушла из жизни Гали Вадимовна Флёрова. Мы выражаем наши глубокие соболезнования её родным и близким. Соболезнования может принимать и наш музей.
Её уход - большая потеря для Всероссийского музея А. С. Пушкина. Будучи профессионалом высочайшего уровня, она щедро делилась своим опытом и знаниями с молодыми сотрудникам, которые любили и уважали Г. В. Флёрову.
Она постоянно была в творческом поиске и могла прийти в директорский кабинет, чтобы доказать, что необходимо срочно купить скульптурный портрет или барельеф кого-либо из современников А. С. Пушкина, т.к. он совершенно необходим музею. Могла поделиться радостью находки в архиве неизвестного документа о представителях интересовавшего её дворянского рода Мертваго или о том, что ей удалось атрибутировать тот или иной предмет, хранящийся в фондах.
Это творческое горение было для Г. В. Флёровой нормой жизни.
Приведу лишь один пример. В канун 200-летия Лицея мне удалось будучи в Париже, убедить русского парижанина Ю. А. Трубникова подарить нашему музею бюст Александра I. Когда он был доставлен в Санкт-Петербург, Гали Вадимовна занялась его пристальным изучением. Ей удалось обнаружить варианты этой работы в зарубежных музеях (в Версале и музее Метрополитен в Нью-Йорке), инициировать международную экспертизу силами искусствоведов и скульпторов высочайшего уровня и доказать, что автором этого произведения был Л. Бартолини, любимый скульптор Наполеона, который в 1807 году в Тильзите подарил его бюст русскому царю.
Вот такой увлечённой своим делом, внимательной и доброжелательной к своим друзьям и коллегам навсегда запомнится нам Гали Вадимовна Флёрова.
Трудно смириться с неизбежным. В утешение можно только вспомнить прекрасные строки В. А. Жуковского:
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были».
Сергей Михайлович Некрасов, директор Всероссийского музея А. С. Пушкина
«Пятьдесят лет назад, проходя в музее летнюю практику, я услышала такие слова: „В наш музей приходят навсегда или ненадолго“. Гали Вадимовна пришла сюда „на всю оставшуюся жизнь“. Не заметить, не запомнить её даже в большом коллективе было невозможно: редкое имя — не Галина, а Гали, высокий рост, статность, уникальный голос. Замечательный искусствовед, опытный лектор, мудрая и очень красивая женщина, она стала хранителем фонда скульптуры и нумизматики, знала все тонкости этого нелёгкого труда. Ей был близок взгляд на музейные предметы как на нечто одухотворенное, ее душа болела вместе с заболевшей бронзой или старым гипсом, она кропотливо работала с реставраторами музея. Как мы все без неё? Вечная память...»
Елена Владимировна Пролет, хранитель фонда оригинальной графики и миниатюры
«Ушла из жизни Гали Вадимовна Флёрова, человек тонкой душевной организации, высокого вкуса, настоящий знаток русской скульптуры и, шире, русской культуры.
Она была не просто коллегой, а щедрым помощником, когда создавались экспозиции и выставки. Её ремарки и советы всегда были точны, но она умела сделать их так тонко, так тактично, что и на ум не приходило спорить или сомневаться в ее правоте.
В музей Гали Вадимовна пришла из Росмонументскульптуры. Она знала, мне кажется, о процессе создания скульптуры всё, а ее знали все скульпторы, и говорили о ней с восхищением, вспоминая и ее яркую красоту, и сильный характер, и благородный стиль общения. Разговоры с Гали Вадимовной — это особая часть нашей музейной жизни! Они никогда не увязали в повседневных мелочах и бытовых подробностях, они были мудры и высоки. Я помню ее чудесные рассказы о встречах с Михаилом Константиновичем Аникушиным, ее подробные и восхищенные впечатления о поездке в Италию... А настоящей болью для неё были трудности пополнения коллекции. Она знала, что и какой достойный скульптор делает в своей мастерской, на какой выставке были представлены работы, которым место в коллекции музея. Один из последних разговоров с Гали Вадимовной был о работах скульптора Романа Шустрова, автора Петербургского ангела и замечательных композиций, посвящённых Пушкину и Гоголю...
Этой весной ушёл Роман Шустров... Сегодня стало известно о том, что покинула этот мир Гали Вадимовна Флёрова, человек высокого смысла, хранитель, для которого бронза, мрамор, гипс и дерево были не просто материалом для творений мастера, а языком, которым говорит искусство скульптуры. А для нас, знавших чудесного, благородного человека, человека культуры — Гали Вадимовна Флёрову, ее голос будет звучать, когда мы войдём в хранилище скульптуры или найдём на сайте музея ее удивительные по широте привлекаемого материала статьи и исследования...
Уход такого человека — это не просто потеря настоящего знатока и специалиста для музея, а это настоящая потеря близкого по духу человека для тех, кто знал и ценил ее».
Тамара Симоновна Мишина, ведущий специалист выставочного отдела
«Уход Гали Вадимовны — утрата невосполнимая. Для меня каждая встреча с ней была событием, праздником, движением вперед. Оставаясь удивительно земной, сердечной, любящей, в чем-то даже домашней женщиной, рядом с которой чувствуешь себя уютно-защищенной, она в то же время как будто пребывала на вершинах духа, страстно увлеченная своей профессией, делом, которому служила. Тонкое художественное чутье, безупречный вкус, глубокая внутренняя интеллигентность делали ее волшебницей, способной мастерски раскрывать природу вещей, которые она хранила и изучала, которые постепенно стали частью ее ежедневного существования.
Мы редко говорили о быте, рядом с ней казалось, что его просто не существует. Зато как жадно обсуждали то, что она считала наиважнейшим для себя, то, чем жила ее неспокойная душа: ей непременно хотелось знать, что новое прочитано, услышано, увидено. Кажется, не было той области искусства, которая не волновала ее, не заставляла задуматься, глубоко переживать. Она не могла жить и дышать без сильных художественных впечатлений, дальних поездок, которые дарили ей духовное обновление, служили источниками вдохновений.
Помню, как пела моя душа в ожидании встречи с Гали Вадимовной, когда, возвращаясь из своих путешествий, я предвкушала разговор об увиденном: мы часами могли говорить о мозаиках Равенны, дерзких проектах Брунеллески, фантастической энергетике Микеланджело или волшебной кисти Мазаччо. Мы часто сходились во взглядах на искусство, радуясь нашему сходству, и я бесконечно благодарна судьбе за то, что она подарила мне незабываемые счастливые встречи с этим удивительным человеком».
Галина Михайловна Седова, заведующая Мемориальным музеем-квартирой А. С. Пушкина
«Все музейные сотрудники для меня, редакторши, делятся на авторов и не-авторов. Пишущих тексты и не делающих этого. Гали была автором. Мы работали над текстом, над смыслом, над буквой, над знаком, а в итоге, как это часто бывает, над драматургией жизни. Одно только имя необычное – Гали – завораживало. И вся она была прекрасна, прекрасна. Сразу запечатлевалась в памяти. Человек культуры. Человек будущего. Человек вне быта. Католичка, она ходила слушать орган на Невском. Говорила об этом застенчиво. Всегда прекрасна и афористична (пока еще не могу смириться-осознать и в прошедшем времени о ней сказать). Я за ней записывала: ее реплики, словечки, образы, цитаты из любимого Бунина. Записки терялись, оставалась шкатулка памяти. «Целомудренные женщины хорошо сохраняются», — мгновенно ответила она случайно встретившемуся сокурснику, который сказал комплимент о ее молодости. Мы часто радостно смеялись — от цитат, от общего — легкого — дыхания. Целомудренная. Красивая. Любимая моя Гали. Легкое мое дыхание. Ушла. Задыхаюсь.
Гали!!!! В моей жизни и в жизни редакции (мы через стенку сидели, и она иногда приходила на чайные церемонии к нам) каждое ее явление было счастьем. Подарком. Никогда не говорили мы о быте, она какая-то вся безбытная, безбытная и прекрасная — только о книгах, картинах, скульптуре, работе, а главная тема сквозь все — Кирилл, сын. Бунин, Аникушин, путешествия, книги, скульптура, работа, статья — и Кирилл, Кирилл, Кирилл. В один из последних разговоров бормочу ей, что вот, как трудно научиться понимать нам, мамкам, что дети уже выросли, как важно уважать их мировосприятие, их самость, а она мгновенно: «А я бы легко устроила, чтоб и мне и Кириллу комфортно в отдельных комнатах жилось каждому».
Да, Гали легко устраивала всё. Каждому было с ней интересно, и скульптура (она была хранителем) для нее была жива, и у каждой драматический сюжет. Так и не успела показать нам свой портрет, в котором, как она посмеивалась, выражена ее сущность… Обещала, ну жизнь же долгая, долгая, да, Гали???? Не успела. Ну, теперь Кирилл покажет? О котором так нежно, так много, так неизбывно говорила-говорила-говорила, которым гордилась и любила-любила…
Гали, дорогая и прекрасная. Все годы мы с тобой, не сговариваясь, держали одну ногу в стремени, легко, легко. А вторая всегда — в небесах, в небесах. Как в стихотворении Олега Чухонцева:
«Где ты, Батюшков, был, где всю жизнь пропадал?
— В небесах, — говорит, — в небесах».
Ты моя подруга драгоценная и утрата неизбывная. Но мы же легкие с тобой, — верю в легкость, и все мы, музейные, тебя любим, — и с тобой, с тобой! Низкий поклон и счастье, что ты у нас есть!»
Валентина Степановна Кизило, редактор, специалист по информационным технологиям
«Кажется, не было у нас другого сотрудника, внешне так совпадающего со своим профессиональным делом.
Сама Гали, крупная, величавая, представляется мне вытесанной из камня скульптурой, такой же значительной и большой. Она строго, с пристрастием относилась к своему делу хранителя — не только к своим тяжелым и хрупким барельефам и бюстам, но и к лекциям, и исследовательским темам — например, родом Соймоновых она занималась досконально, упорно, в библиотеках и архивах, с интересом серьезным и личным.
Не помню в ней ни суетливости, ни тщеславной суетности. Все было честно. Внутреннее достоинство. Почему я не сказала ей этого раньше?
Какой недоверчивой улыбкой она бы ответила».
Татьяна Ивановна Галкина, хранитель экспозиции Мемориального Музея-Лицея и музея-дачи А. С. Пушкина
«Моя музейная жизнь рядом с Гали Вадимовной не была ограничена рамками профессиональной деятельности. Говоря армейским языком, наши отношения носили характер неуставных. Полный профан в области музейного дела и в житейский вопросах, прямо скажем, не ас, я постоянно нуждалась в мудром совете, подсказке, «волшебном пинке», да и в деньгах тоже. Все это она мне дала, но каким образом… В момент полного отсутствия денег (откуда она это знала?) Гали Вадимовна приглашала меня в свой кабинет и просила помочь «одному уважаемому человеку» перевести рукопись в электронный вид. При этом мне выдавался за работу гонорар, который спасал мою кредитную историю и устанавливал штиль эмоционального фона.
Звала меня исключительно «зайчиком», «рыбкой», просила: «Не прилетишь ко мне, птичка, я опять стащила твою ручку»; говорила: «Уберите с моих глаз этого демона (Дантеса)!»; смеялась: «Нет, ты видела эту „шадевру“?». Ее безупречный подход к моему нестабильному сознанию иногда заставлял переходить грань, когда я говорила ей не «вы», а «ты». Гали Вадимовна стойко переносила это панибратство, смягчая неудобную ситуацию мягкой, божественной улыбкой. Мы познакомились 13 лет назад. Красивее человека я не встречала. В этом нет преувеличения. Она постоянно общалась с художниками-академистами, многие стремились написать ее портрет, два из них я видела. А еще я имела честь вживую общаться с лучшими скульпторами ленинградской академической школы, с которыми Гали Вадимовна многие годы работала. В. Э. Горевой, И. Б. Корнеев, Я. Я. Нейман побаивались ее. Никогда не забуду ее слова: «Света, эта творческая интеллигенция – народ беспорядочный, непостоянный, с ними как с детьми, разжевать, в рот положить, но берегись, они быстро привыкают!». Ее рассказы о взаимоотношениях с ними могли бы стать бестселлерами.
Она за километр чувствовала талант. Однажды в музей, по приглашению Гали, пришел молодой человек, угловатый, застенчивый, странно одетый. Им оказался выпускник Академии художеств, скульптор Николай Краюхин. Он принес в музей свою дипломную работу — скульптурный портрет М. К. Аникушина (гениальный бронзовый портрет). Да и вообще она обладала даром открывать в человеке именно ту сторону, с которой он был наиболее привлекателен, полезен, востребован.
Меня она ковыряла с разных сторон, аккуратно «взламывала» невостребованный потенциал. «Света, — учила меня Гали, — нельзя рассматривать скульптурное произведение вне пространственного решения, особенно если оно вписано в архитектурный ансамбль. Непростительно и безграмотно в аннотации указывать скульптора без архитектора, никто не отменял трехмерного восприятия предмета, именно окружающая среда дает ощущение экспрессии, оживляет оформленную бронзу или мрамор».
Иногда я была непрошибаема, мы ссорились, я дулась, а она, лукаво улыбаясь, говорила: «Ну что, хулиганка, опять быт замучил, отдыхай, но помни: воспитать достойных сыновей можно, лишь опираясь на главное: на любовь, терпение, добросердечность, уважение — и снова любовь. Не важно, есть у тебя деньги, нет их, свой стакан воды ты дождешься!»
Мне горько, я не успела ей сказать: «Гали, я очень-очень стараюсь. Я беспредельно люблю своих мальчиков, как ты любишь своего Кирилла. Я буду скучать по твоей трогательной картавости и чуть дрожащего от волнения голоса, когда ты рассказывала, словно историю своей жизни, кропотливо собранные и нанизанные на нить исторического знания удивительные подробности хитросплетений сюжетов о персонажах, интересовавших твой пытливый ум. Мне будет не хватать твоей мягкой, пахнущей персиком щеки, в которую я тыкалась при встрече, когда долго не видела тебя…»
Смирнова Светлана Леонидовна, хранитель временных поступлений Всероссийского музея А. С. Пушкина